Нет никого, кто был бы в своём уме и решил добровольно пойти на Прогулку. Как бы они не оправдывались и чтобы они не говорили — у этих ребят не всё в порядке с головой. В этом Маквриз был уверен. Ему, по правде говоря, и плевать было на них. Что они из себя представляют, почему решили добровольно вынести себе смертельный приговор. Кому-то что-то доказать? Несусветный бред. Надеются выиграть? Проклятый оптимизм беспочвенный.

Не было ничего на всём чёртовом свете, что Питер Маквриз ценил бы. Мир — плёнка чёрно-белого кино, застывший и равнодушный, пустой и лишённый хоть каких-либо красок. Всё напускное. Всё бессмысленно. По простому — полное дерьмо. У Питера не было никаких  целей в жизни, он ни к чему не стремился и ему не за что было цепляться. Собственную жизнь он не ценил тоже.

Именно поэтому он оказался здесь.
И это тоже — глупо. Не имеет смысла. Разве нельзя было выбрать способ свести концы проще? Разве не противоречит он сам себе, делая ещё один шаг, упрямо двигаясь вперёд, когда на его глаза простреливают голову очередному пацану — Питер даже имени его не знает, номер вылетает из головы вместе с чужими мозгами. Он смотрит нечитаемым взглядом, как тот падает на пыльную землю, как кровь разлетается в разные стороны, растекается по земле, впитываясь в неё намертво. Интересно, кто всю эту грязь потом убирает? Впрочем — нисколько.

Питер Маквриз — это несоответствие и противоречие всему.
Он беспечен и непринуждён, не чувствует чужих границ, не знает когда стоит заткнуться, кажется, что не страшится ничего. Скалится и усмехается, поддевает. Ему, будто бы и не всё равно на самом деле, он кажется иррационально бодрым, будто бы ему на самом деле — что-то спрашивает, узнаёт о каждом по крупицам. Многое забывает тут же.

Питер легко признаётся: «Я здесь, потому что не хочу жить».
И делает ещё один шаг. Ещё. Проходит больше половины пути.

Думает, что будет даже скучать по некоторым из этих парней. Ну знаете, это те самые знакомства, которые мимолётны: ты на одной волне с человеком, можешь рассказать ему абсолютно всё, вам легко друг с другом не смотря ни на что, вы доверяете друг другу. Потому что больше никогда не встретитесь. И в их случае — это фраза имеет куда более очевидный смысл: никто не знает, кто упадёт следующим, собьёт ноги, не сможет больше идти, будет застрелен.

Питер думает, что больше не может идти. Он устал. Каждый шаг отзывается нестерпимой болью: выламывает кости ступней, мозоли лопаются, гноем и кровью заливает обувь. Мышцы ног дрожат, живот скручивает голодом, хочется пить и ссать. С последним проще.
Питер делает ещё один шаг вперёд. Не может остановиться. Сам не знает почему. Сам не знает зачем. В этом нет смысла. Он ведь не этого хотел, разве нет? Это упрямство сведёт его в могилу в любом случае, но он не хочет так просто сдаваться, не хочет этим ублюдкам доставлять такое удовольствие и позволить направить на себя дуло пистолета. Говорит себе: «Просто иди вперёд. Ты должен двигаться дальше».

Невыносимо хочется спать. Глаза слипаются, в глаза будто песка насыпали, веки наливает тяжестью. Он сам не замечает, как проваливается в дрёму, просыпается почти тут же, спотыкаясь об корень — ничего не видит. Совершенно ничего не видит. Перед глазами тяжёлая темнота и ему впервые, иррационально, по-настоящему становится страшно.
Он не сбавляет шага.

Чужая ладонь касается его плеча, встряхивает.

— ... Пит!
— О, Рэй, — его голос хриплый, фальшиво-бодрый, — ещё жив, дружище? — скалится усмешкой неуместной, трёт лицо ладонью. Тёмные пятна ещё пляшут перед глазами. Наверное, стоит его будет поблагодарить.

Рэймонд Гарррати не казался ему кем-то уникальным или особенным. Обычный парень. Он встречал таких: простой, как пробка, не прошедший ещё юношеского максимализма, теряет голову, если рядом симпатичная девчонка — мыслей только и о том, как запустить руки ей под юбку; ему бы дальше жить своей простой жизнью, нагуляться с пацанами, завести семью, детей, собаку. Но он идёт с ним рука об руку. Оказался выносливее многих. Или упрямее? Они бы ни за что в жизни не стали друзьями, если бы встретились при обычных обстоятельствах.
По нему, Питер, будет скучать больше прочих.

Питер Маквриз не ставит перед собой цель дойти до конца. Что его там ждёт? У него нет ничего, о чём бы он мог — хотел попросить. Что заставило бы его изменить своё решение. Чего не скажешь о Гаррати. Кажется, дома его ждёт девушка. Или это был кто-то другой? Неважно.
Он делает шаг ещё один. Их осталось двое.

Питер давно это решил, он вдыхает ночной воздух полной грудью — голова идёт кругом. А может от голода. Хочется блевать, да нечем. Запрокидывает голову, тяжело передвигая ноги, мир — полное дерьмо, в этом он не ошибался. Небо, усыпанное звёздами, кажется близким — протяну руку, сможешь коснуться, — но слишком высоко, недосягаемо, равнодушно: ничего не изменится, даже если все они тут подохнут, подобно бездомным шавкам.

— Знаешь, Гаррати, хороший ты парень, — говорит он вдруг, осталось совсем немного, они почти дошли до финишной прямой.

Только победитель может быть один.

Он замирает вдруг, дёргает за руку и Рэймонда. Сжимает пальцы на чужом подбородке, заставляя на себя посмотреть, думает, что Гаррати из тех парней, что за романтику. Да какая, к чёрту, сейчас разница? Думает, что Гаррати не понимает, что происходит. Наверное в штаны наложить готов от страха. Целует его.

Первое предупреждение.

Питер не видит в этом ничего особенного. Он уже говорил, что не прочь это сделать, так зачем отказывать себе в этом сейчас.
Питер целует так, как в последний раз, потому что это и есть — последний.

Второе предупреждение.

Улыбается весело и беспечно, выдыхает жарким шёпотом, севшим от долгого молчания и отсутствия хоть капли воды в горле голосом: «Не забывай меня, Рэй». — И разворачивает его, бесцеремонно шлёпает заднице, подталкивает меж лопатками, заставляя двигаться дальше.

Третье предупреждение.

Какое облегчение.